Готовность к материнству

«Синапс», 1994, № 5.

О.А. Копыл, О.В. Баженова, Л.Л. Баз.

Выделение факторов и условий психологического риска для будущего развития ребенка

Данное исследование является продолжением традиционного для российской психологии изучения проблемы влияния биологических и социальных процессов на психическое развитие и соответственно на психическое здоровьеребенка. До сих пор остается неясным, могут ли воздействия со стороны внешней среды стать причиной истинного психического заболевания младенца. Бесспорно, однако, что они могут ухудшить его психическое здоровье, нарушая адаптивные процессы, или создавая условия для изолированного развития некоторых психических функций. Проблема взаимоотношения материнского фактора (как одного из важнейших средовых воздействий) и психического здоровья ребенка весьма широко представлена в зарубежных публикациях, в отечественной же психологии такие исследования не проводились. В настоящей работе сделана попытка проанализировать некоторые из возможных социальных условий, которые складываются еще до рождения ребенка и определяют «социальную ситуацию его развития» (термин Л.С. Выготского) в течение ранних периодов жизни ребенка.

В рамках психобиосоциального подхода (Denenberg V.,1982) к изучению психического развития экспериментально показано, что стрессогенные воздействия влияют на анатомо-физиологическую основу психических функций, которые находятся в процессе становления. Источником возможных стрессогенных воздействий для младенца служит семья и, прежде всего, его отношения с матерью и отцом. Родители являются объектами первой младенческой любви, их неадекватная реакция на нее рассматривается многими исследователями как серьезное психотравмирующее воздействие, которое неблагоприятно отражается на эмоциональном развитии ребенка (Ainsworth M., 1969; Ainsworth M., Blehar M. et al., 1978; Bowlby J., 1940; Bowlby J., 1951; Harlow H., Suomi S.,1974). В экспериментах на животных Harlow и Suomi (Harlow H., Suomi S.,1974) показали, что физическая сепарация младенцев обезьян от их матерей посредством прозрачной перегородки приводила к развитию у них психопатологической симптоматики, которую психиатры оценивали как шизофреноподобную. Обезьянки вырастали замкнутыми, агрессивными, с садомазохистскими наклонностями, и были не способны к выполнению родительской роли. Психологическая сепарация матери от младенца — неприятие ребенка, отгороженность от него, нежелание общаться, игнорирование психологических потребностей новорожденного или его психофизиологических особенностей — по мнению многих авторов может также иметь весьма неблагоприятные последствия для психической жизни ребенка и приводить к снижению его психического тонуса, нарушению становления процессов саморегуляции, доминированию у ребенка пониженного и отрицательного настроения, развитию чувства тревоги и неуверенности в себе (Bowlby J., 1940; Bowlby J., 1951; Сарlаn Н., Сogill S. et. al. 1989 & Klein M. 1988), а также к нарушению у него заинтересованного отношения к внешнему миру, эмоциональных регуляций, эмоционально-когнитивных взаимодействий (Greenspan S. 1992), детско-родительских отношений (Ainsworth M 1969& Мain М., Карlаn N.1985) и когнитивного развития (Соgill S., Сарlаn Н. еt. аl. 1986 & Мurrаy L. 1990; Stein A., Gath DH. et. al.1989).

Очевидно, что в психологическом плане поступки матери, которые характеризуют феноменологию психологической сепарации, определяются особенностями материнского самосознания и тех изменений, которое оно претерпевает в критический момент своего формирования — период беременности и раннем периоде жизни ребенка.

Целью настоящего исследования является изучение изменения самосознания беременной женщины в процессе беременности и разработка психологического категориального аппарата, который позволил бы проводить анализ психологических условий риска, феноменологически проявляющихся в неадекватном обращении молодой матери с новорожденным. По результатам исследования предполагается ответить на следующие вопросы:

1. Какие изменения происходят в мотивационной сфере, сознании и самосознании беременной женщины и можно ли говорить о появлении у женщины в период беременности особого комплекса психологических новообразований, отражающего происходящие в ее личности изменения?

2. Какие параметры мотивационной сферы, сфер сознания и самосознания могут нести психологический риск в отношении психического здоровья будущего ребенка?

МАТЕРИАЛ

Для участия в исследовании были приглашены 50 первородящих женщин, которые находились в браке и обратились в женскую консультацию Москворецкого района г. Москвы на ранних сроках беременности (до 12–14 недель беременности). Средний возраст обследованных женщин — 26 лет. 70% обследованных имели неполное или высшее образование, остальные — среднее или среднее специальное образование. Экономическое положение во всех семьях было нестабильным, что связано с начавшимися в это время (1989 — 1990г.) экономическими преобразованиями в Советском Союзе.

МЕТОДЫ

Беременные женщины обследовались психологами 6 раз на разных сроках беременности, которая была условно разделена на три этапа: I этап (до 12 — 14 недель беременности), на котором принималось решение о сохранении беременности, этот этап ограничивался разрешенным сроком прерывания беременности; II этап (14 — 28 недель), на котором уже невозможно прерывать беременность и начинается шевеление плода; III этап (28 — 40 недель), на котором происходят наибольшие изменения в физическом облике женщины и который завершается родами. Каждая женщина обследована дважды на каждом из этапов беременности.

При проведении психологического обследования использовались следующие методы: структурированное интервью, рисунок «Каким я представляю себе моего ребенка» и «Материнский ТАТ».

В ходе структурированного интервью испытуемые отвечали на 4 группы вопросов: вопросы, отражающие ощущение и переживания своего физического и психического «Я»; социальную ситуацию беременности (изменения отношений с мужем, родственниками, друзьями); образ материнства (представления о себе как о матери); образ реальной домашней ситуации после родов; образ будущего ребенка.

В методике «Каким я представляю себе моего ребенка» перед испытуемыми выкладывали цветные карандаши и белую бумагу и просили нарисовать, каким им представляется будущий ребенок. Обращалось внимание на пол нарисованного ребенка, возраст, наличие рядом с ним самой испытуемой, цветовое оформление рисунка. Затем испытуемым предлагалось рассказать, какими они видят будущего ребенка.

В методике «Материнский ТАТ» в качестве стимульного материала были выбраны 4 картины из сериала Красаускаса «Материнство», в полуабстрактной форме отражающие состояния материнства и родов. Использовались традиционные для ТАТ инструкция и анализ данных. Все методы использовались с целью изучения мотивационной сферы и сфер сознания и самосознания беременных женщин. Выделялись доминирующие переживания, характерные особенности образа ребенка, образ материнства, личностный смысл рождения ребенка, образ реальной домашней ситуации после родов. Включенность образа ребенка в структуру самосознания матери определялась отношением к будущему ребенку как к собственному, любимому, о котором женщина говорит «мой», демонстрирует привязанность и нежность. Полученные данные использовались для изучения готовности к Материнству беременных женщин. В качестве поведенческого аспекта готовности к материнству мы выбрали реальные действия женщины по подготовке к появлению младенца в доме и поведенческой особенности реагирования женщины на шевеление плода.

РЕЗУЛЬТАТЫ

В ходе исследования нами были получены следующие результаты.

I этап беременности. На первом этапе беременности (до 12 — 14 недель беременности) у всех женщин, кроме одной, основные переживания были связаны с необходимостью принятия решения о сохранении или искусственном прерывании беременности. Факт беременности женщины переживали очень индивидуально. Из 50 женщин у 9 (18%) процесс осознания беременности проходил особенно напряженно и сопровождался напряженной борьбой мотивов (Леонтьев А.Н. 1970), т.к. рождение ребенка в этот период времени не было желательным и не являлось запланированным. Эти женщины беременность воспринимали как непреодолимое препятствие на пути профессионального роста и социального самоутверждения.

Например, у одной испытуемой беременность привела к серьезным затруднениям с завершением высшего образования и возможным отказом от учебы в аспирантуре, что имело для нее большое личное значение. Другая испытуемая в связи с беременностью вынуждена была оставить своих учеников, едва начав карьеру учительницы. В течение 4 лет, предшествующих беременности, она мечтала о том, как будет преподавать историю, строить свои отношения с учениками, и вот в такой важный момент в истории страны (начало перестройки), она вынуждена уйти от активного участия в событиях и замкнуться в узком мире домашнего хозяйства. Отказ от дискуссий с учениками о важности «перестройки» и необходимость в недалеком будущем стирать пеленки хотя и своего, но все же бессловесного существа представлялся для нашей испытуемой жизненным крахом.

У 19 испытуемых (33%) мотив, связанный с материнством, был слабо выраженным. Приняв решение сохранить беременность, они, однако, не проявляли яркого желания стать матерью, а скорее приняли решение смириться с возникшей ситуацией, подчиняясь воле других людей (мужа, матери, свекрови и др.) или из-за страха перед абортом. Эти женщины либо никак не мотивировали свое решение иметь ребенка (типичное высказывание — «так уж произошло»), либо прибегли к формальным утверждениям типа «так уж положено, как же в семье без ребенка», либо ссылались на волю других («мой муж очень хочет ребенка»). Как правило, они уходили от ответов на вопросы о том, как они представляли себя в образе будущей матери или чем является для них материнство. Типичными были ответы типа «не знаю», «не думала об этом», «совсем себе не представляю». Их рассказы по картинкам Материнского ТАТа отличались крайней лексической бедностью, отсутствием эмоциональной окрашенности. Они либо отказывались нарисовать своего будущего ребенка, либо формально рисовали малыша старше младенческого возраста, о котором затруднялись что-либо рассказать. Эти женщины никогда не задумывались над тем, что у них лично будет ребенок, и что лично придется его воспитывать.

Таким образом, на первом этапе беременности выделяется три варианта мотивационных изменений происходивших в личности испытуемых. Для первого варианта характерна тенденция к перестройке иерархии мотивов: актуализация мотивов, связанных с материнством, которые начинают приобретать характер ведущих. Для второго варианта характерна борьба мотивов, при которой мотив, связанный с материнством, вступает в противоречие с иными мотивами личности. При третьем варианте не отмечается усиления мотива связанного с материнством.

Образ ребенка на этом этапе беременности отличался «взрослостью», большой неопределенностью. На рисунке (методика «Каким я представляю себе моего ребенка») обычно изображался ребенок старше младенческого возраста, часто определенного пола (60%). Одет в штанишки или в платье, бантик в волосах. Испытуемые в интервью на вопрос о поле ребенка прямо отвечали, что хотят мальчика или девочку. В некоторых случаях они говорили, что будут рады любому, но муж или мать хотят ребенка определенного пола, поэтому они тоже больше желают ребенка этого пола. Лишь в 14 случаях испытуемые затруднились определить пол ребенка, и на рисунке ребенок был изображен без признаков пола. В 4 случаях испытуемые отказались от рисования, ссылаясь на то, что не умеют рисовать. Женщины, как правило, наделяют ребенка чертами сильного по отношению к ней взрослого. Например, «мужественный», «добрый», «похож на…», «сильный, как…» и т.д. У 10 женщин отмечена жесткая структурированность образа ребенка, при которой женщина наделяет еще не родившегося ребенка набором характеристик, которыми по ее мнению обязательно должен обладать ребенок.

Рассмотрим несколько примеров высказываний наших испытуемых, отражающих жесткую структурированность образа ребенка.

Беременная А., 33 года, длительное время лечилась от бесплодия, замужество позднее. У мужа настоящий брак второй, в первой его семье остался сын, встречам с которым активно препятствовала. В ходе психологического обследования А. описывала всегда своего будущего ребенка как девочку, хорошо развитую, во всем похожую на мужа.

Беременная Я., 29 лет, замужество конфликтное, высказывает недовольство мужем, очень плохие отношения с собственной матерью, рассказывает об очень плохих отношениях матери с бабушкой. Считает, что в их семье хорошие отношения между матерью и дочерью невозможны. Будущего ребенка видит мальчиком (сообщает, что если родится девочка, то она это просто не переживет, отказывается даже думать об этом). Будущий мальчик будет «не таким как все остальные, он будет умным, талантливым, энергичным, не будет идти по одной колее со всеми, проживет яркую, оригинальную жизнь».

Образ ребенка на данном этапе беременности не включен в сферу самосознания большинства беременных женщин: 65% описывали ребенка отстраненно, пользуясь общими эпитетами, не употребляли притяжательные местоимения мой или свой. Однако были и случаи чрезвычайно раннего включения ребенка в сферу самосознания беременной.

Например, беременная Т., 19 лет. Наслаждается своим положением беременной, Грезит наяву, описывает красочные сновидения, в которых постоянно видит своего сына, с которым играет, кормит грудью. Притяжательное местоимение мой является самым частым из слов, которые она сочетает со словами ребенок, малыш, сын.

Образ материнства. Для характеристики образа материнства у беременных были использованы такие параметры как «личностный смысл» рождения ребенка, наличие образа идеальной матери и степень его жесткой структурированности. Выделено три наиболее общих для испытуемых взгляда на беременность, отражающих ее личностный смысл для женщины. Чаще всего (44%) обращение к материнству являлось новым способом осмысления себя, попыткой самореализации и связывалось с удовлетворением важнейших потребностей (таких как самотворчество, уход от профессиональной некомпетентности, избавление от одиночества, удержание мужа). В других случаях (18%) беременность осознавалась, как тупик, препятствие, причина разрушения планов. Сохранение беременности осознавалось как вынужденное, мотивировалось страхом осуждения значимыми людьми или страхом возможных осложнений после аборта. Третий вариант осознания беременности (33%) — уход от ее осознания, своеобразное игнорирование, смирение перед фактом.

Образ идеальной матери в жестко структурированном виде был обнаружен уже на раннем этапе беременности у 9.5% беременных. Эти женщины не сомневались, что будут вести себя с ребенком по четким правилам. Например, они не собираются давать детям соску, «так как она деформирует прикус», они не будут брать ребенка на руки, когда он будет плакать, «поскольку он может привыкнуть к рукам» и т.д. только в одном случае у женщины, рано потерявшей родителей и воспитывавшейся в детском доме, мы столкнулись с полным отсутствием образа идеальной матери, т.е. критериев оценки оптимального материнского отношения к ребенку. Остальные женщины проявили некоторое беспокойство по поводу того, что чувствуют себя не совсем подготовленными к материнству, просили посоветовать им необходимую литературу, называли близких лиц, на помощь или советы которых они надеялись, однако выражали уверенность, что смогут справиться с проблемами по мере их появления.

Образ реальной домашней ситуации характеризовался тем, насколько хорошо женщина представляет свои физические возможности (например, будущую зависимость своего распорядка дня от времени кормления ребенка, необходимость ограничить свое жизненное пространство и т.п.), свои экономические возможности (резкое сокращение семейного бюджета, высокие затраты на детские вещи и качественные продукты питания), а также психические возможности (временное сужение сферы удовлетворения интересов, ограниченность социальных контактов). На первом этапе беременности у подавляющего большинства (95%) обследованных нами беременных женщин четких представлений подобного рода не было.

Поведенческие аспекты готовности к материнству на данном этапе беременности не исследовались.

IIэтап беременности. На втором этапе беременности (14 — 28 недель) доминирующее переживание связано с началом движений плода. С этого времени реальность ребенка становится очевидной для женщины, тогда же происходит разделение представления о ее «физическом Я» на «Я» и «Ребенок», и появляется первая возможность ее реального, а не только воображаемого взаимодействия с ребенком. Именно эти новые взаимоотношения, при которых ребенок становится как бы инициатором контакта, который женщина подхватывает и поддерживает, «вслушиваясь» в ребенка, делают очевидным для женщины невозможность полного управления живым существом, даже если оно еще не отъединилось. Перестройка мотивационной системы, прекращения борьбы мотивов и усиление мотива, связанного с материнством отмечались у 29 (58%) женщин. Изменения в иерархии мотивов личности отсутствовали у 21 (42%) испытуемой.

Образ ребенка. На втором этапе беременности отмечалось постепенное «омолаживание» образа ребенка в сознании женщины. Например, в методике «Каким я представляю себе моего ребенка» в 62% случаев отмечалось изменение возраста изображаемого ребенка, который теперь стал изображаться младенцем, а не ребенком старше младенческого возраста, как на предыдущем этапе беременности. В словесных описаниях будущего ребенка у 55% женщин впервые появились такие эпитеты как маленький, беззащитный, голенький и т.п.; 80% женщин при описании будущего ребенка начали пользоваться притяжательными местоимениями «мой» или «свой», что позволяет говорить о начале включения образа ребенка в сферу самосознания беременных женщин. У них сохранилось представление о неопределенном поле ребенка.

Образ материнства. Личностный смысл рождения ребенка на данном этапе беременности не изменился ни у одной беременной. 40% женщин начали читать специальную литературу по развитию и воспитанию младенцев. 90,5% занимали гибкую позицию в отношении вопросов воспитания и не имели жесткого представления об идеальном материнском поведении, часто затрудняясь ответить на вопросы типа: как надо себя вести, если ребенок капризничает, отказывается от еды, не хочет оставаться один и т.п.

Образ реальной домашней ситуации. На данном этапе беременности 47% обследованных женщин подробно описывали, как сложится реальная домашняя ситуация после рождения ребенка, какими будут новые трудности и как будут распределены новые обязанности между членами семьи, какие произойдут перестановки в квартире и какие привычки придется изменить. 43% беременных реального представления о домашней ситуации, которая возникнет после родов, не имели.

Поведенческие аспекты готовности к материнству. У 92% беременных на данном этапе беременности появилось особое поведение, вызванное началом шевеления плода. Женщины стали прислушиваться к движениям ребенка внутри себя, пытались взаимодействовать с плодом (например, постукивая себя по животу, или, поглаживая «выступающие пяточки»), когда им казалось, что так будет удобнее ребенку, вообще старались занимать такое положение, в котором, как им казалось, ребенку удобно, и избегать неудобных для него положений. Одна женщина придавливала ребенка в ответ на его усиленные шевеления. Другая — постоянно меняла положение своего тела при шевелениях плода, которые она неизменно трактовала как «неудобные для ребенка». Одна из испытуемых излишне вербализировала свои контакты с ребенком, при этом, подчеркивая тонкие нюансы взаимодействия с ним, только одна женщина игнорировала шевеление плода.

IIIэтап беременности. На третьем этапе беременности (28 недель до момента родов) доминирующее переживание определяется подготовкой к родам и появлению ребенка в доме. Единение с ребенком перестает быть смыслом, основным интересом будущей матери — оно начинает утомлять, раздражать, часто приносить физические страдания. Одновременно с этим растет и желание увидеть ребенка, убедиться в его полноценности.

У 2 из 9 женщин с сильным мотивационным конфликтом и у 5 из 18 женщин со слабой установкой на материнство, которые были обнаружены на первом этапе беременности, к концу беременности все-таки произошла перестройка иерархии мотивов, ведущей в ней стал мотив, связанный с материнством.

У 7 женщин мотив профессиональной самореализации конкурировал с мотивом материнства на протяжении всей беременности, создавая сильнейшие напряжения в мотивационной системе личности и препятствуя ее перестройке. Мотив, связанный с материнством, не занимал ведущего места в переживаниях этих женщин. Напротив, у них было ярко выражено желание отсрочить момент появления ребенка и собственного материнства. Материалы структурированного интервью, и данные Материнского ТАТ показали, что даже на этом этапе беременности для этих женщин типично сосредоточение на проблемах, характерных для периода, предшествующего беременности; неконструктивное чувство вины из-за невозможности успешной профессиональной или общественной деятельности. У них нередки и ипохондрические переживания, связанные с беременностью, страх смерти в родах или физического увечья. Для них рождение ребенка — событие, за которым стоит полная неопределенность и утрата своей ценности. Информация о ребенке вызывала или усиливала у этих женщин тревогу. У них практически отсутствовала или была мало выражена деятельность по подготовке к родам и появлению ребенка в доме.

Примером может служить беременная С., 34 лет, инженер, руководитель отдела на крупном промышленном предприятии. Ведущее место в ее переживаниях в период беременности занимала тревога о будущем ее отдела: она не была уверена, что в ее отсутствии работа будет продолжаться на должном уровне. Даже находясь в декретном отпуске, она звонила на работу и справлялась о состоянии дел. Она испытывала непреходящее чувство вины в связи с тем, что ее уход ставит в тяжелое положение ее сослуживцев. Рождение ребенка в ее сознании оставалось личным делом, несопоставимым по значимости с профессиональными проблемами. Неразвитое, ущемленное женское начало и доминирование мужских ценностей при инертности психических процессов делали беременность для нее источником высокой тревоги и внутреннего дискомфорта.

У 14 женщин была слабо выражена установка на материнство. Они сохранили все те особенности, которые были отмечены еще на первом этапе беременности. Изменений в мотивационной сфере этих женщин не произошло.

Таким образом, к моменту родов мы наблюдали пять вариантов мотивационных изменений в личности испытуемых. При первом варианте в течение беременности происходила безболезненная перестройка иерархии мотивов личности. Имевшие место мотивационные конфликты не были сильно выражены и разрешались после выдвижения на первый план мотива, связанного с материнством, т.е. после того как он приобретал ведущую роль. При сильных мотивационных конфликтах мы наблюдали два исхода: разрешение конфликта за счет перестройки мотивационной системы и сохранение остроты в тех случаях, когда перестройка не произошла. При общей слабости мотива, связанного с материнством, также наблюдалось два исхода: усиление мотива, связанного с материнством и соответствующая перестройка иерархии мотивов на третьем этапе беременности и вариант сохранения слабости мотива, связанного с материнством и отсутствие мотивационных перестроек.

Образ ребенка. У 37 женщин (74%) на третьем этапе беременности образ ребенка носил младенческие черты. Ребенку приписывались определенные психологические свойства (такие как, активный, пассивный, любит, когда…, любит поспать, от удовольствия дергает ножкой и т.д.). Эти женщины увязывали активные шевеления плода или их прекращение с определенными причинами и рассматривали поведение плода как ответную реакцию на определенные воздействия среды. Образ ребенка являлся неотъемлемой частью самосознания будущей матери. У этих женщин сформировалось отношение к ребенку как к собственному, любимому. Они проявляли привязанность и нежность к ребенку еще до его появления на свет. У 13 (26%) женщин отсутствовали изменения образа ребенка на протяжении беременности, их практически не интересовало поведение плода и вызывающие его причины. У 10 женщин (20%) на протяжении всей беременности отмечалась жесткая структурированность образа ребенка. В этих случаях ребенку приписывались только идеальные черты, которые, видимо, заимствовались из литературы или из расхожих представлений. У 4 беременных образ ребенка оказался не включенным в структуру самосознания даже на этом этапе беременности.

Примером жесткого структурированного образа ребенка может служить формирование образа ребенка у беременной М., 32 лет, инженера. На протяжении всего срока вынашивания ребенка его образ оставался абсолютно неизменным и носил черты отвлеченного маленького ребенка, известного женщине по публикациям, за которыми она очень следит. Этот малыш непременно кричит, просится на руки, не дает спать. Начало движений плода осталось женщиной незамеченным, было обнаружено поздно. Шевеления плода иногда вынуждают изменить позу, но не дифференцируются по причинам, их вызывающим. На протяжении всей беременности женщина не интересовалась информацией по уходу за ребенком, страшится родов, воспринимает их как угрозу своему физическому здоровью, не занимается покупками приданого для новорожденного. Предчувствуя свою будущую некомпетентность как матери, не пытается найти выход из положения. В детстве была лишенаполноценного контакта с матерью, воспитывалась бабушкой. С матерью у нее установились теплые взаимоотношения только во время беременности, полностью доверяет опыту и взглядам матери на воспитание ребенка.

Образ материнства. Личностный смысл рождения ребенка не изменился на данном этапе ни у одной беременной. У большинства женщин образ материнства наполнялся конкретным содержанием, разворачивалась деятельность по поиску информации по уходу за ребенком, по подготовке к родам. Так, 72% женщин на этом этапе беременности интересовались информацией о развитии и воспитании ребенка, но остальные 28% беременных такого интереса не проявляли. 90.5% женщин называли жесткие правила и принципы, которыми будет регламентировано поведение младенца. На этом этапе беременности женщины уже как бы входят в образ матери и очень образно начинают описывать процессы купания или кормления, начинают с легкостью фантазировать на тему своих будущих отношений с ребенком. У подавляющего большинства женщин (47 человек) ближе к родам усиливались тревожные переживания по поводу благополучного протекания и исход родов. У 23 женщин (41%) на третьем этапе беременности усилилась тревога по поводу собственной их возможной несостоятельности как матери: неспособности обеспечить достаточный физический уход за ребенком и правильно его воспитать.

Образ реальной домашней ситуации после родов. С начала беременности все испытуемые описывали послеродовую ситуацию дома достаточно абстрактно, не насыщая ее конкретным содержанием. Рисуя ее, они не примеряли ее к себе, а как бы ограничивались упоминанием общеизвестных вещей. Например, говоря о распорядке дня, они высказывались следующим образом: «проснусь, покормлю ребенка, пойдем гулять». К концу беременности во время декретного отпуска женщины получили возможность уделять больше времени поиску информации по уходу за ребенком, чем многие и воспользовались. На третьем этапе беременности они, как правило, с удовольствием рассказывают, как надо пеленать ребенка, как с ним надо гулять, как организовать режим дня и т.п. У 80% женщин образ реальной домашней ситуации стал эмоционально насыщенным. Они стали практически готовить свой дом к приходу ребенка: осуществлять ремонт, перестановку мебели. Не все женщины сами участвовали в приобретении младенческого приданого, некоторые, руководствуясь предрассудками, говорили, что ничего не будут покупать до рождения ребенка. Однако, как выяснилось из интервью, многие из них при этом прекрасно отдавали себе отчет, что этим занимаются другие члены семьи (муж, мать, свекровь). Испытуемые поддерживали их в этом. К моменту родов внезапно оказалось, что у них все готово к появлению младенца (у некоторых, например, была закуплена одежда вплоть до 7 лет жизни ребенка). В некоторых случаях реальная домашняя ситуация не была подготовлена к рождению ребенка. В частности ребенку мало что покупалось заранее. Эти женщины после родов остро чувствовали недостаток многих необходимых вещей (в период проведения исследования многие детские вещи были труднодоступны) и это вызывало у них тревогу и ощущение дискомфорта. Например, воспитанница детского дома, которая не имела близких родственников, поддалась суеверным настроениям и практически ничего не купила заранее для малыша. Из-за этого она чувствовала себя перед родами очень беспомощно и тревожно. В целом на третьем этапе беременности несформированность образа послеродовой реальной домашней ситуации была выявлена у 20% женщин. Интересно, что женщины со слабой установкой на материнство имели много общего в представлениях о реальной домашней ситуации после родов. Правильнее было бы сказать, что даже в конце беременности они не имели развернутого (насыщенного) образа подобной ситуации. Пять женщин объективно неподготавливали свой дом к появлению младенца и не имели никого из членов семьи, кто бы взял эту ответственность на себя.

Поведенческие аспекты готовности к материнству. 90.5% беременных сохранили приобретенные на предыдущем этапе беременности способы взаимодействия с плодом. Остальные 9.5% женщин и на данном этапе беременности демонстрировали своеобразное поведение в моменты возможного контакта с плодом: придавливание ребенка в ответ на его усиленное шевеление (1 случай); пассивное подчинение требованиям ребенка: в этом случае шевеление плода неизменно трактуются как сигналы неудобного для ребенка положения, никакие другие гипотезы не выдвигаются (1 случай); излишняя вербализация контакта с ребенком при отсутствии практических форм контакта (1 случай); игнорирование шевеления плода (1 случай).

ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ

В соответствии с задачами настоящего исследования, направленного на психический анализ риска для психического здоровья ребенка, который может привносить мать уже в период беременности, возникла необходимость теоретического определения комплекса психологических новообразований, отражающих изменения в личности и самосознании беременной женщины. В качестве категории обозначающей подобный психологический комплекс, мы использовали понятие готовность к материнству. Полученные результаты отражают обнаруженные закономерности и индивидуальные особенности ее формирования, а также динамику отдельных аспектов готовности к материнству у испытуемых. На их основе может быть сформулирована гипотеза о возможных условиях риска для будущего психического развития ребенка при нарушенном формировании готовности к материнству у беременной женщины. Проверка данной гипотезыпредполагается на втором этапе исследования, на котором предполагается лонгитудинальное изучение психического развития детей, родившихся у женщинпринявших участие в этом исследовании.

С нашей точки зрения, период беременности представляет собой уникальную возможность личностного роста женщины. Как показывает наше исследование, этот период насыщен многообразными переживаниями, связанными с изменениями «физического Я» и восприятием своего сосуществования с другим существом, владения им. Состояние беременности позволяет раскрыться глубинным особенностям личности женщины, сказываясь на ее взаимодействии с ребенком, как в плане воображения, так и в поведении. Этот период — своеобразный критический момент в жизни женщины, прошедшей путь от разъединения со своей матерью — к единству с вынашиваемым ребенком; это переход к болезненному отторжению ребенка — и тем самым части себя — в родах и к новому одиночеству. По сложности, противоречивости, яркости внутренних преобразований личности период беременности и подготовки к рождению первого ребенка схож с периодом отрочества, когда работа над созданием себя становится подлинным творчеством.

Важнейшим итогом развития личности в этом периоде мы предлагаем считать появление у матери особого комплекса психологических новообразований, который мы определили как к готовность к материнству, т.е. особое психологическое состояние матери, которое удовлетворяет важнейшие психологические потребности младенца в безопасности, поддерживании интереса к внешнему миру и любви. Отсутствие возможности удовлетворения этих потребностей традиционно рассматривается как психологическая угроза психическому здоровью ребенка (Ainsworth M., 1969; Ainsworth M., Blehar M. et al., 1978; Bowlby J 1951; Erikson E. 1977; Fraiberg S.1959; Greenspan S.1992). Мы рассматриваем мотивационное обеспечение готовности к материнству, ее поведенческие аспекты, а также ее отражение в сознании и самосознании будущей матери через образы ребенка, материнство и реальной домашней ситуации после родов.

Сложный, полный индивидуальных катаклизмов процесс формирования готовности к материнству начинается с момента, когда становится необходимым принятие решения о сохранении беременности. Подобное решение всегда имеет «конфликтный личностный смысл» (Столин В.В. 1983) для женщины, поскольку рождение ребенка является приближением к удовлетворению одного (нескольких) мотивов и одновременно фрустрацией других. Необходимость принятия определяющего дальнейший жизненный путь решения создает особое аффективное поле, которое оказывает важнейшее влияние на изменения мотивационной сферы, сознания и самосознания будущей матери.

Изменения в мотивационной сфере женщины отражаются в изменении характера переживаний, преобладающих на разных этапах беременности. Это переживание, связанное с необходимостью принятия женщиной решения о сохранении или искусственном прерывании беременности (I этап), переживания, связанные с началом движения плода (II этап) и переживания, определяемые подготовкой к родам и появлению ребенка в доме (III этап).

Мотив, связанный с материнством, приобретая к концу беременности ведущую роль в иерархии мотивов у беременной женщины, способствует (а) снижению риска дезадаптации женщины в послеродовой период, (б) насыщению ее аффективного поля радостью ожидания и принятия ребенка, (в) защите младенца от неблагоприятных воздействий и организации благоприятных воздействий среды. Как показывают результаты нашего исследования, перестройка мотивационной системы в направлении усиления мотива, связанного с материнством, является наиболее типичным вариантом личностных изменений у беременных женщин. Однако, перестройка мотивационной системы может не происходить или из-за сильного мотивационного конфликта, который препятствует перестройке, или из-за слабости самого мотива, связанного с материнством.

Борьба мотивов и изменение мотивации на протяжении беременности, а также сложившаяся к периоду беременности система ценностей и ориентиров оказывают сильнейшее влияние на сознание и самосознание женщин. Наше исследование показывает, что в течение беременности в сферах сознания и самосознания беременной женщины происходят изменения ранее существовавших представлений.

Существует определенная закономерность в характере изменений основных представлений, связанных с рождением ребенка:

а) образ ребенка «омладенчивается» к концу беременности и включается в самосознание матери. Он теряет свою конкретность и становится как бы размытым. Формируется готовность к принятию любого ребенка, любого пола, с любым характером;

б) образ материнства, как правило, обладает определенным содержанием уже на первом этапе беременности; он определяется жизненным опытом женщины и мало подвергается изменениям на протяжении беременности. К концу беременности он насыщен реальным содержанием. Жесткие установки на воспитание не формируются, а иногда и утрачиваются. Изменяется эмоциональная насыщенность образа материнства, которая значительно усиливается к концу беременности;

в) образ реальной домашней ситуации конкретизируется к концу беременности и так же, как и образ материнства становится эмоционально насыщенным. В начале беременности женщины обычно не представляют ясно реальной домашней ситуации после рождения ребенка и в подавляющем большинстве случаев не желают даже об этом думать (многие ссылаются на предрассудки: «нельзя ничего заранее покупать для ребенка», «вот родится, тогда все и купим»). К концу беременности образ реальной домашней ситуации наполняется конкретным содержанием («Я уже продумала, как мы все устроим, чтобы нам было хорошо», «Свекровь отказывается сидеть с ребенком, придется мне с ним быть до трех лет»).

Наконец, нельзя не отметить изменений происходящих в поведенческом плане у беременной женщины:

а) появляется особая сензитивность в отношении поведения плода (женщины прислушиваются к шевелениям, пытаются их интерпретировать, приписывая плоду определенную самостоятельность, активность, пытаются угадать потребности плода и обеспечить его максимальным комфортом, многие считают необходимым разговаривать с плодом, реагировать на его движения, дотрагиваться до своего живота, женщины фантазируют на темы желаний, стремлений, предпочтений плода);

б) под влиянием происходящих в мотивационной сфере, сознании и самосознании беременной женщины изменений у нее развивается новая практическая деятельность по подготовки к появлению ребенка в доме;

в) появляется деятельность, направленная на поиск информации по подготовке к родам и уходу за ребенком.

С точки зрения возможного риска для будущего психического здоровья ребенка наиболее значимыми для анализа представляются два параметра мотивационной сферы женщины: подвижность мотивационной структуры в целом и изменения в иерархии мотивов личности, обусловленные усилением к концу беременности роли мотива, связанного с материнством. Мы предполагаем, что именно лабильность системы мотивов позволит матери в дальнейшем своевременно реагировать на изменения потребностно-аффективной сферы своего ребенка, «вести» его развитие, изменять собственные установки и ожидания в соответствии с индивидуальными особенностями своего ребенка.

Мотивационное обеспечение психологической готовности к материнству у 21 из 50 обследованных женщин характеризовалось особенностями, которые с нашей точки зрения могут впоследствии оказать неблагоприятное влияние на психическое развитие их детей. У 7 женщин на всем протяжении беременности сильный мотивационный конфликт препятствовал перестройке иерархии мотивов. 14 женщин даже к концу беременности оставались внутренне неготовыми к принятию новорожденного, мотив, связанный с материнством не приобрел у них ведущего значения в системе переживаний. Более того, будущий ребенок воспринимался как преграда для удовлетворения более значимых мотивов, что создавало высокую тревожность, которая сопровождалась попытками ее рационализировать на различных объектах. Мы рассматриваем такое состояние мотивационного обеспечения готовности к материнству как вероятный фактор психологического риска для психического развития ребенка, который может привести к депривации его психического развития.

Данные, полученные при анализе сознания и самосознания беременных женщин, позволяют предположить, что определенные особенности этих сфер могут создавать психологические условия риска по возникновению отклонений в психическом развитии будущего ребенка. У большинства испытуемых нами была выявлена определенная динамика образа ребенка, который к концу беременности становился все менее и менее конкретным. Однако у 20 женщин образ ребенка оказался либо жестко структурированным и либо не менялся на протяжении беременности. Мы предполагаем, что в этих нетипичных для большинства испытуемых случаях создавалась реальная основа для противоречия между ожидаемыми и реальными свойствами ребенка, что может повлиять на материнское отношение к родившемуся ребенку, на выполнение ею важнейших материнских функций (в частности, создание особого аффективного поля, насыщенного чувством любви и эмоцией приятия; обеспечение материнской заботы и необходимой ласки). Это можно рассматривать как проявление пассивной материнской позиции, которая предположительно может увеличить риск депривационных нарушений у младенца. Аналогичную угрозу мы видим в 4% случаев, когдаобраз ребенка оказался не включенным в сферу самосознания матери. Таким образом, отсутствие динамики образа ребенка в течение беременности, его жесткая структурированность и невключенность образа ребенка в структуру самосознания матери мы предлагаем рассматривать в качестве факторов, которые могут стать причиной формирования неблагоприятного материнского отношения, которое, как известно, создает риск психического неблагополучия младенца.

Отмеченная у некоторых женщин эмоциональная выхолощенность образов материнства (себя как матери) и реальной домашней ситуации после родов позволяет предполагать, что таким же эмоционально выхолощенным может оказаться и процесс формирования взаимоотношений с младенцем. Последнее, по мнению ряда авторов (Сарlan Н., Соgill S.1989; Мurrау L.1990), неблагоприятно для психического здоровья младенцев.

Негативный личностный смысл сохранения беременности, которая воспринимается как препятствие для самоактуализации женщины, определяет специфику образа материнства и может, по нашему предположению, стать причиной формирования неблагоприятного материнского отношения к ребенку.

Тревожность по поводу своей будущей некомпетентности в роли матери (выявленная на третьем этапе у 24% испытуемых может, в случае ее сохранения, и в дальнейшем отрицательно сказаться на выполнении женщиной своих материнских функций в течение первых лет жизни ребенка. Стабильность отношения и поступков матери — основа формирования внутренней картины мира, постижения его предсказуемости, и формирования чувства безопасности, которые выделяются как важнейшие единицы развивающейся психики ребенка (Bowlby J 1951; Erikson E. 1977; Klein M. 1988; Winnicott D. 1988). Несформированность образа реальной домашней ситуации после родов усиливает тревожность будущей матери.

Наконец, отсутствие сензетивности беременной женщины при взаимоотношениях с плодом (поведенческий аспект готовности к материнству) позволяет предположить, что в будущем поведенческий аспект взаимодействия матери с ребенком может оказаться упущенным. Невербальные коммуникации составляют основное содержание общения матери с ребенком в течение первых двух лет его жизни. Огромное значение в этом процессе придается мастерству матери, с которым она распознает потребности своего малыша, устраняет причины дискомфорта и организует с ним невербальный диалог (Bornstein М. 1992).

Таким образом, наше исследование показало, что в течение беременности в мотивационной сфере, сознания и самосознания женщины происходят определенные изменения. Можно говорить об определенных тенденциях, которые характерны для большинства испытуемых:

1. изменяется иерархия мотивов и на первый план выступает мотив, связанный с материнством;
2. становится все более аморфным образ ребенка;
3. эмоционально насыщается образ материнства;
4. эмоционально насыщается и конкретизируется образ реальной домашней ситуации после родов.

В поведенческом плане возникает особая сензитивность при взаимодействии с плодом. Комплекс указанных изменений, по нашему мнению, можно рассматривать как основное психологическое новообразование этого периода, которое мы обозначили как готовность к материнству. Мы предлагаем рассматривать не готовность к материнству как основной фактор психологического риска, лежащий в основе неадекватного обращения матери с младенцем. Поскольку готовность к материнству обеспечивается на разных уровнях функционирования личности (мотивационном, когнитивном и поведенческом), не готовность к материнству выявляется при анализе этих же уровней. Механизм формирования не готовности к материнству может быть различным. В результате проведенного исследования были выделены следующие психологические феномены, которые могут рассматриваться в качестве возможных причин не готовности к материнству:

1. отсутствие перестройки иерархии мотивов личности (из-за неразрешенного мотивационного конфликта или недостаточной значимости мотива, связанного с материнством);
2. жесткая структурированность образа ребенка;
3. невключенность образа ребенка в структуру самосознания;
4. негативный личностный смысл сохранения беременности для самоактуализации женщин;
5. эмоциональная выхолощенность образов материнства и реальной домашней ситуации;
6. несформированность образа реальной домашней ситуации;
7. тревожность по поводу своей некомпетентности как матери;
8. отсутствие сензитивности в отношении поведения плода.

Правомерность выделения соответствующих феноменов не готовности к материнству как возможных факторов психологического риска психического нездоровья младенца мы планируем изучить на следующем этапе исследования, на котором гипотетически выделенные нами факторы будут сопоставлены с данными лонгитюдинального наблюдения за психическим развитием детей, родившихся у наших испытуемых.

ЛИТЕРАТУРА

1. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., Политиздат. 1970.
2. Столин В.В. Самосознание личности. М., Изд-во МГУ. 1893.
3. Ainsworth M. Object relations, dependency and attachment a theoretical of the infant-mother relationship.// Child Development. 1969. — 40.969–1027.
4. Ainsworth M., Blehar M., Waters E., Wall S. Patterns of attachment: a psychological study of the strange situation. N.J. Lawrence Earlbaum. 1978.
5. Bornstein M., Lamb M. Development in Infancy. Third edition. N.Y., McGraw-Hill, Inc. 1992.
6. Bowlby J. The influence of Early environment in the development of the neurosis and neurotic character. //International Journal of Psychoanalysis. 1940.–21.154–178.
7. Bowlby J. Maternal Care and Mental Health. World Health Organization Monographs Series No. 2. Geneva. World Health Organization. 1951.
8. Caplan H. Cogill S., Alexandra H., Robson K., Katz R., Kumar R. Maternal depression and the emotional development of the child. // British Journal of Psychiatry. 1989.–154,818–823.
9. Cogill S., Cogill S., Alexandra H., Robson K., Katz R., Kumar R. Impact of postnatal depression on cognitive development in young children. //British Medical Journal. 1986.–292.1165–1167.
10. Denenberg V. Early experience, interactive systems and brain laterality in rodents. In: Facilitating Infant and Early Childhood development. (Bond L., Joffe M., eds.). Hanover. University Press of New England. 1982. P.78–98.
11. Erikson E. Childhood and society.Granada. Triad. 1977.
12. Fraiberg S. The magic years. New York. Charles scribner's sons. 1959.
13. Greenspan S. Infancy and Early Childhood. Madison. Int. Univ. Press. 1992.
14. Harlow H., Suomi S. Induced depression in monkeys. //Behavioral Biology. 1974.–12.273–296.
15. Klein M. Notes on some schizoid mechanisms (1946). In: M. KIeine, Envy and Gratitude and other works 1946–1963. London. Virago Press. 1988.1–25.
16. Kleine M. Some theoretical conclusions regarding the emotional life of the infant (1952). In: M.Kleine, Envy and Gratitude and other works 1946–1963. London. Virago Press.1988. 61–94.
17. Main M., Kaplan N., Cassidy J. Security of attachment in infancy, childhood, and adulthood: a move to the level of representation. In: (Bretherton I., Waters E., eds.). Growing points in Attachment Theory and Research. SRCD Monographs. 1985.–49 (Serial No. 209, No.6).
18. Murray L. The impact of maternal depression on infant development.In: Dal Nascere al devenire nella realia e nella fantasia, (de Cagno L., ed.). Turin, Turin University. 1990. P.163–174.Turin University Press.
19. Stein A., Gath DH., Bucher J., Bond A., Day A., Cooper PJ. The relationship between postnatal depression and mother child interaction. // British Journal of Psychiatry. 1989.–158.46–52.
20. Winnicott D. Babies and their Mothers. London. Free Association Books. 1988.