Влияние тревожности за ребенка во время беременности

Влияние тревожности за ребенка во время беременности на особенности материнского поведения и отдельные состояния ребенка в период младенчества

Г.Н. Чумакова, Е.Г. Щукина, А.А. Макарова

К настоящему времени накоплена масса фактов, свидетельствующих о том, что неадекватное поведение матери во время беременности, ее эмоциональные реакции на стрессы, которыми насыщена наша жизнь, служат причиной огромного числа различных патологических состояний у ребенка, как поведенческих, психологических, так и соматических [2, 3]. Во время перинатального периода развития ребенок живет практически «одной жизнью» с матерью. Сегодня доказано, что при стрессе гормоны надпочечников матери выбрасывают в кровь катехоламины (гормоны стресса), а во время положительных эмоций (радости, успокоения) гипоталамические структуры вырабатывают эндорфины (гормоны радости), которые, проникая через плацентарный барьер, непосредственно воздействуют на плод. Следовательно, мать и ребенок представляют собой единый нейрогуморальный организм, и каждый из них в равной степени страдает от неблагоприятного влияния внешнего мира, которое записывается в долговременной памяти, оказывая воздействие на всю последующую жизнь ребенка [4]. Позитивные материнские эмоции вызывают усиление роста плода, спокойствие и возрастание уровня сенсорного восприятия плода [30]. Ее стресс приводит к низкому весу плода, увеличению процента смертности, респираторных инфекций, астмы, ослаблению когнитивного развития [31].

Отношение матери к плоду во время беременности оставляет стойкие следы на развитии его психики [27]. Эмоциональный стресс коррелирует с преждевременными родами, большой детской психопатологией, более частыми возникновениями шизофрении, нередко со школьными неудачами, высоким уровнем правонарушений, склонностью к наркомании и попыткам суицида [15, 28, 29, 32].

Травма плода может находить отражение в аффективной сфере взрослого человека [26]. Эмоциональный стресс матери может вызы­вать у плода биохимический дисбаланс, сверхактивацию адренокортикальной и симпатоадреналовой систем с последующим увеличени­ем адренокортикотропного гормона кортизона, гормонов гипофиза, катехоламинов и глюкагона, а это, в свою очередь, воспринимается ДНК-рецепторами плода. Таким образом, гормональный дисбаланс матери может вызвать эмоциональную дисфункцию плода [2, 10, 23].

Благополучное развитие новорожденного и его благоприятное от­ношение к внешнему миру является основой его психического здоро­вья. Личность ребенка, его характер, наклонности и многое другое оформляются позднее, однако благоприятное течение антенатального периода, ранних этапов онтогенеза создает предпосылки оптимально­го развития. Именно поэтому так необходимо в первые месяцы жизни обеспечить хороший уход, который одновременно является и сред­ством воспитания. Новорожденный и грудной ребенок являются аб­солютно зависимыми существами. Это должно определять отноше­ние окружающих к новорожденному ребенку и его переживаниям. Находясь в состоянии полной зависимости, он имеет определенные потребности, которые можно разделить на телесные и психические.

К перечню телесных потребностей следует отнести кормление и потребность в сосании, мочеиспускание и дефекацию, потребность в физическом контакте с матерью, потребность в тепле, в телесном ком­форте и отсутствии боли, потребность в безопасности.

Психические потребности — это контакт с матерью, положитель­ные эмоции, познание, потребность в ощущениях (звуки, запахи, вкусы, цвета и образы, потребность в тактильных ощущениях и т.д.), потребность в общении.

Дать младенцу необходимую поддержку, полностью приспосо­бив свою жизнь к его нуждам и войдя в полное соответствие с его психическим и психосоматическим развитием, может только мать [1, 13,15,23,24].

При неправильном отношении в постнатальном периоде младе­нец может попасть в хроническую психотравмирующую ситуацию, что приводит к нарушениям процесса адаптации, отклонениям и за­держкам в психомоторном развитии. Одной из самых распростра­ненных и грубых ошибок является непонимание того, что «среда младенца есть его мать» [5]. Только в системе «мать — дитя» запускается процесс, названный Э. Фроммом «индивидуализацией», приводящий к развитию самосознания.

Для психического здоровья ребенка необходимо, чтобы его отно­шения с матерью приносили взаимную радость и тепло. На развитие детей благоприятно влияют матери, контакты которых с ребенком разнообразны, эмоции экспрессивны, движения синхронны младенческим во время общения с ним. Общение детей с матерями ригидными, редко берущими их на руки, сдерживающими свои эмоции, напротив, не способствуют развитию психических функций ребенка. То же можно сказать и об общении детей с матерями, отличающимися непоследовательным, непредсказуемым поведением [1, 12, 17, 22].

В становлении и реализации материнско-детского взаимодействия центральным и определяющим является материнское отношение. Именно оно лежит в основе всего поведения матери, тем самым создавая уникальную для ребенка ситуацию развития, в которой формируются его индивидуально-типологические и личностные особенности [5, 6, 20, 21].

Главным признаком материнства является способность женщины идентифицировать себя с ребенком, что выражается не в понимании его состояний на уровне рассудка, а в переживании этих состояний вместе с малышом. Эта уникальная способность является органичным продолжением симбиотического единства матери и ребенка во время беременности и служит основой для проявления материнства [10, 16, 22–25].

Материнская забота и опека являются для младенца выражением и продолжением материнской любви. Это чувство и позволяет ему жить [7].

В связи с этим актуальны исследования, связанные с возможностями прогнозирования уже в период беременности отдельных состояний ребенка раннего возраста, а также адекватности материнской роли.

Целью нашего исследования было изучение влияния тревожного отношения к ребенку во время беременности на его состояние в первом полугодии жизни.

В исследовании приняли участие 41 пара «мать-ребенок». Возраст женщин — от 19 до 32 лет (средний возраст — 23,5+3,1 года). Детей у них не было. Беременность была запланирована у половины женщин и желанной была у всех. На сроке гестации 30–35 недель они добровольно по единой программе проходили психологическое обследование в условиях женской консультации или палат патологии.

В исследовании применялись следующие методики:

• «Тест отношений беременной» И.В. Добрякова [9] на выявление особенностей психологического компонента гестационной доминанты;
• Проективный рисунок «Я и мой ребенок», разработанный Г.Г. Филипповой [22].

Роды у всех женщин прошли на 38–40 неделях беременности. Дети были осмотрены после рождения на 4–5 сутки, затем в возрасте одного, трех и шести месяцев. После рождения оценивалось соматическое состояние и неврологический статус по профилю угнетения-раздражения [18].

В грудном возрасте оценивались соматическое состояние, особенности поведения, психомоторное развитие по шкале Л.Т. Журбы и Е.А. Мастюковой [11].

Материнское поведение оценивалось на предмет адекватности взаимодействия с ребенком.

Тест отношений беременной И.В. Добрякова позволяет выявить типы психологического компонента гестационной доминанты (ПКГД). ПКГД определяется совокупностью механизмов психической саморегуляции, включающихся у женщины при наступлении беременности. Выделяют следующие типы ПКГД: оптимальный, эйфорический, игнорирующий, тревожный, депрессивный. Тест включает в себя три блока ответов, определяющих отношение женщины к своей беременности, к системе «мать — дитя», к отношению окружающих.

Рисуночный тест «Я и мой ребенок» позволяет выявить особенности переживания беременности, ситуации материнства, восприятия себя и ребенка, ценности своего будущего малыша. Методика, разработанная Г.Г. Филипповой [22], использовалась в работе В.И. Брутмана, Г.Г. Филипповой, И.Ю. Хамитовой [6] для изучения динамики психического состояния женщин во время беременности. Методика позволяет выявить особенности переживания беременности и ситуации материнства, восприятия себя и ребенка, ценности ребенка. В данном тесте учитывается наличие на рисунке фигур матери и ребенка; замена образа матери и ребенка на животное, растение, символ, содержание образа ребенка и его образ; соотношение размеров фигур матери и ребенка; отражение совместной деятельности; дистанция и особенности расположения персонажей; изоляция фигуры ребенка; а также характеристики общего состояния (благополучие, неуверен­ность в себе, тревожность, признаки конфликтности и враждебности, относящиеся к теме рисунка) по формальным признакам рисунка и поведенческим проявлениям во время рисования. Интерпретация данных проводилась по критериям, принятым в психодиагностике для рисуночных тестов, а также специально разработанным для ин­терпретации данной методики ее автором.

Оценка психомоторного развития по шкале Л.Т. Журбы и Е.А. Мастюковой состоит из таблиц, позволяющих количественно оценить развитие ребенка ежемесячно до 12 месяцев. В каждый возрастной период изучается 10 показателей психомоторного развития: комму­никабельность, безусловные рефлексы, мышечный тонус и др. Каж­дый показатель включает в себя 4 уровня оценки: от 3 баллов (норма) до 0 (грубое нарушение). В целом оценка в 27–30 баллов является пока­зателем нормального психомоторного развития, оценка в 23–26 бал­лов позволяет отнести детей к безусловной группе риска, оценка в 13–22 баллов четко свидетельствует о задержке развития.

Была проведена статистическая обработка данных в программе Ехсеl, достоверность различий оценивалась по критерию Фишера.

Результаты исследования

Беременные женщины были разделены на две группы в соответ­ствии с выбранными ими утверждениями раздела «отношение к свое­му ребенку» в блоке «отношение женщины в формирующейся системе «мать — дитя» по тесту И.В. Добрякова. В первую группу вошли жен­щины, ответы которых соответствовали тревожному типу «Я постоян­но прислушиваюсь к движениям будущего ребенка, без веских на то оснований, беспокоюсь о состоянии его здоровья». Данный ответ выбрали 18 женщин, которые вошли в первую (основную) группу, которую мы определили как группу «тревожных» матерей. Вторую группу (сравнения) составили 23 женщины, ответы которых соответ­ствовали оптимальному типу ПКГД.

Сравнение групп по социальному статусу выявило следующее.

Зарегистрированный брак отмечается с одинаковой частотой у беременных обеих групп (44,4 и 47,7% соответственно). Следует от­метить, что брак не регистрирован в первой группе у 55,5%, а во второй группе у 39% женщин. Без мужа планировали воспитывать ребенка 14,4% беременных второй группы, тогда как в первой группе таких не было.

Выявлены различия в уровне образования двух обследуемых групп: так, высшее образование было у 47,6% женщин во второй группе, в первой группе — лишь у 16,8%. Большинство беременных первой группы были со средним специальным образованием (61,0%), во второй группе — 42,8%. Учились в высших учебных заведениях на период беременности: в первой группе — 22,2%, во второй группе — 9,6%.

Материальный уровень семей первой группы женщин был ниже. Так, доходы выше минимального прожиточного минимума были у 49,5% семей первой группы, тогда как во второй группе — у 71,4%.

В акушерско-гинекологическом анамнезе обращает на себя внимание высокий процент случаев угрозы прерывания беременности в первой группе женщин (85,7%), во второй группе — 52,3% (достоверность различия по критерию Фишера на уровне р≤0,05). Вероятно, тревогу за состояние будущего ребенка можно объяснить именно данной патологией беременности.

Дети матерей первой группы в раннем неонатальном периоде имеют тенденцию к угнетению центральной нервной системы. По профилю угнетения-раздражения в первой группе средняя оценка профиля 0,24±0,02 балла, что соответствует легкому угнетению ЦНС. Во второй группе у детей средняя оценка 0,11±0,04, что соответствует балансу угнетения и раздражения. Различия между группами достоверны (р≤0,01). Можно предположить, что в первой группе на состояние новорожденных детей свое влияние оказывали как патология беременности, так и тревога беременных женщин.

В основной группе дети характеризуются эмоциональной неустойчивостью. Если хотя бы один из родителей (особенно мать) имеет неустойчивое эмоциональное состояние, то такой ребенок подвергается риску возникновения проблем, связанных с нарушениями в эмоциональной сфере, формированием небезопасной привязанностии снижением уровня функционирования в познавательной сфере [16]. К эмоциональной неустойчивости были отнесены следующие характеристики: частая смена настроения, частый плач, преобладание отрицательного эмоционального состояния. Причем, если в один месяц достоверных различий между группами не выявлено, то в три месяца в первой группе эмоционально неустойчивых детей было 27,5%, к шести месяцам увеличилось до 33,0%. В группе сравнения в три и шесть месяцев таких детей не было вообще (р≤0,01). Влияние тревоги во время беременности на проявления эмоциональной не­устойчивости находит свое подтверждение во многих литературных источниках. Накоплены факты, свидетельствующие о том, что пове­дение матери во время беременности, ее эмоциональные стрессы служат причиной возникновения различных форм детской психопа­тологии (неврозы, тревожные состояния и др.), отставания в ум­ственном развитии и других форм патологических состояний [2, 10].

Выявлено, что в первой группе у детей прослеживаются наруше­ния ночного сна. Так, достоверно больше детей основной группы за­сыпают медленно и спят беспокойно. Причем с возрастом у них на­блюдается ухудшение качества сна, во второй же группе — улучшение (табл. 1,2).

Таблица 1

Медленное засыпание (%)

Таблица 2

Беспокойный сон (%)

Как следует из данных литературы, в происхождении расстройств сна у детей раннего возраста играют роль несколько факторов. Особое место среди причин, приводящих к расстройствам сна в раннем возра­сте, занимают острые и хронические психотравмы. К нарушениям за­сыпания и частым пробуждениям у детей приводят постоянные конф­ликты, происходящие в семье в вечерние часы, незадолго до момента отхода ребенка ко сну. В большинстве своем — это ссоры между роди­телями, в том числе и за право контроля над поведением детей. Для нарушения сна имеют значение психотравмируюшие обстоятельства, связанные с переживанием резкого испуга, боязнью одиночества, замкнутого пространства и т.д.

Предрасполагающим фактором для возникновения расстройств сна следует считать и церебрально-органическую недостаточность перинатального генеза, причиной которой является патология беременности и родов [14].

В нашем исследовании достоверных различий между группами в наличии перинатального поражения центральной нервной системы у детей, а также конфликтных отношений в семье не выявлено.

Данных о влиянии тревожности беременной женщины на патологию сна в литературе не обнаружено. Нашим исследованием можно предположить о наличии такой связи, учитывая, что патология сна у детей основной группы прослеживается уже в возрасте одного месяца. В динамике патология сна сохраняется и даже наблюдается ее усугубление, возможно, что свое влияние начинает оказывать нарушение материнского поведения, наблюдаемое у женщин первой группы.

Психомоторное развитие — один из важных показателей состояния здоровья детей раннего возраста. Его уровень позволяет судить о качестве окружающей среды, характере педагогической работы и о других факторах.

Оценка психомоторного развития проводилась по шкале Л.Т. Журбы и Е.А. Мастюковой. Нами выявлено, что средние оценки психомоторного развития у детей матерей основной группы ниже, чем у детей матерей группы сравнения. Таким образом, выявлена тенденция к отставанию в показателях психомоторного развития детей основной группы. Причем отставание прослеживается на протяжении всех наблюдаемых нами возрастных периодов (табл. 3).

Таблица 3

Оценка уровня психомоторного развития детей в возрасте 1–6 месяцев (баллы)

Следует отметить, что дети тревожных матерей только к шести месяцам достигают уровня балльного значения психомоторного развития, соответствующего первому месяцу в группе сравнения.

Важным показателем развития ребенка является становление в трехмесячном возрасте полноценного «комплекса оживления», который включает в себя улыбку, вокализации и двигательные реакции. «Комплекс оживления» одновременно выполняет две функции — сопровождает радость ребенка по поводу воспринятых впечатлений (общение с взрослыми, рассматривание игрушек, восприятие зву­ков) и служит средством общения со взрослыми, причем функция об­щения в развитии самого «комплекса оживления» выступает как главная [1]. Появление «комплекса оживления» отражает стремле­ние ребенка к общению, полноценность взаимодействия ребенка и взрослого.

В нашем исследовании выявлены достоверные различия в про­явлении полноценного «комплекса оживления» у детей двух групп. Так, в первой группе он наблюдался лишь у 55,0% детей, тогда как во второй группе — в 90,3% случаев (различия достоверны на уровне р≤0,01), т.е. меньшее количество детей тревожных матерей прояв­ляют полноценный «комплекс оживления».

Изучение законов развития высшей нервной деятельности пока­зало, что органы чувств развиваются только тогда, когда на них ока­зывают соответствующее воздействие [1]. Любой контакт младенца с окружающим миром опосредован значимым для него взрослым ок­ружением. Известно положение Дж. Боулби о том, что «для недифференцированной психики младенца необходимо влияние психи­ческого организатора — матери» [14]. Для полноценного развития ре­бенку недостаточно слышать речь или видеть предметы и живые объекты. Ему необходимо взаимодействие. Поэтому мама должна не только адресоваться ребенку, но и отвечать на его собственную ини­циативу. Именно недостаток взаимодействия становится основной причиной того, что в домах ребенка даже здоровые дети отстают в своем развитии уже в первом полугодии жизни [1, 19].

В проведенном исследовании именно неполноценность мате­ринской роли в основной группе явилась причиной отставания в психомоторном развитии и проявления неполноценного «комплекса оживления».

Нами выявлено, что в первой группе 40,5% детей имели прояв­ление синдрома вегетативных дисфункций в соматическом статусе, тогда как во второй группе их было в два раза меньше (21,5%) (разли­чия достоверны на уровне р≤0,05).

Анализ успешности женщин в роли матери выявил следующие различия между группами: женщины основной группы плохо знают причину плача своего малыша и поэтому неадекватно реагируют на нужды ребенка, следовательно, это затрудняет полноценное взаимодействие между матерью и ребенком. На первом месяце жизни лишь 11,0% матерей первой группы знали, что показывает ребенок своим плачем, в то время как во второй группе — 55,9%. К шестимесячному возрасту только половина матерей из первой группы научились понимать своего малыша, в то время как во второй группе этим овладели все женщины.

Также нами выявлены достоверные отличия в тактильной стимуляции ребенка, к которой были отнесены поглаживания, объятия, поцелуи ребенка. Оказалось, что в возрасте трех месяцев лишь 40,0% матерей из группы тревожных во время беременности ежедневно уделяют внимание поглаживанию своего малыша, тогда как в группе сравнения — 91,0% женшин. К шести месяцам наблюдается снижение этого показателя в обеих группах при сохранении достоверности различий (первая группа — 14,2%, вторая группа — 54,5%| женщин). Матери объясняли это тем, что ребенок стал больше сам заниматься игрушками, его можно оставлять бодрствовать одного, например, в «прыгунках». Однако такая тенденция не может удовлетворять специалистов (психологов, педиатров, педагогов), т.к. ласковое прикосновение родителей оказывает эмоционально-энергетическое воздействие на ребенка, приобретает значение социального одобрения, признания и любви окружающими его людьми. Отсутствие у ребенка в раннем детстве возможности испытать и самому проявить различные формы любви и ласки с близкими ему людьми нередко приводит к ощущению эмоциональной отчужденности, одиночеству не только дома с взрослыми, но и со сверстниками [13].

Во время общения с матерями замечено, что матери первой группы меньше разговаривают с ребенком, реже пытаются установить контакт невербальными методами общения.

В целом отмечено, что матери основной группы менее удовлетворены своим ребенком. Так, они достоверно реже (р≤0,01) рассказывают о том, какой хороший у них малыш, как в три, так и в шесть месяцев.

Результаты рисуночного теста «Я и мой ребенок» позволили распределить беременных женщин рассматриваемых групп на четыре подгруппы эмоционального переживания беременности: 1 — благо­приятная ситуация; 2 — незначительные симптомы тревоги; 3 — нали­чие тревоги и неуверенности; 4 — конфликт с беременностью (табл. 4).

Таблица 4

Распределение показателей рисуночного теста (%)

Благоприятная ситуация отражена лишь в 7,1% рисунков бере­менных женщин основной группы и в 13,6% — группы сравнения. Благоприятная ситуация характеризуется тем, что на рисунках при­сутствуют мать и ребенок, возраст ребенка — младенческий, ребенок прорисован, находится на руках у матери.

Незначительные симптомы тревоги присутствуют у большин­ства женщин группы сравнения (59,0%), в рисунках беременных ос­новной группы отражены в 28,8%. В данных рисунках фигура ребен­ка изображена с изменениями соотношения. На рисунках присут­ствует муж или другие люди. Отмечается наличие других предметов. Ребенок находится в коляске, кроватке или держит мать за руку. Воз­раст ребенка соответствует раннему.

Наличие тревоги и неуверенности в себе преобладают в рисунках беременных первой группы (35,7%), среди второй группы встречается в 22,7% случаев. На рисунках данной группы присутствует большое количество дополнительных образов, тщательная прорисовка деталей одежды при недостаточной прорисовке своей фигуры, своего лица и лица ребенка, наличие схематизации, отсутствие совместной дея­тельности. Нарушены размеры фигуры ребенка.

В нашем исследовании обращает на себя внимание достоверность различий между беременными женщинами по выявлению конфликта с беременностью (р≤0,01). Так, признаки конфликта с беременностью встречаются в рисунках беременных основной группы в 28,8% случа­ев, тогда как в рисунках женщин группы сравнения — лишь у 4,5% бе­ременных. Признаки конфликта с беременностью характеризуются отсутствием на рисунке себя или ребенка или в замене на образы. Младенец либо спрятан в коляске, либо в животе у матери. Отмеча­ется наличие дистанции между фигурами матери и ребенка, наличие большого количества дополнительных предметов.

В рисунках обеих групп присутствует изображение матери и ре­бенка, но символических рисунков больше в основной группе бере­менных, размеры фигур матери и ребенка нарушаются чаще. Ри­сунков с изображением совместной деятельности больше в группе сравнения. Женщины второй группы уже идентифицировали себя с будущим ребенком и нацелены на общение с ним. В первой группе встречаются изображения ребенка без матери, большая дистанция в изображении фигур. Это может говорить о том, что беременные основной группы не воспринимают себя и ребенка как единое целое.

Таким образом, данная работа позволяет сделать следующие выводы:

1. Женщины, испытывающие повышенную тревогу во время беременности за состояние будущего ребенка, тем не менее обнаружива­ют его низкую ценность, психологически не уверены в благополучном исходе беременности, не нацелены на будущее материнство.
2. Тревожные переживания беременной женщины оказывают существенное влияние на развитие ребенка первых месяцев жизни. Дети матерей с высоким уровнем тревоги характеризуются в неонатальном периоде тенденцией к угнетению центральной нервной системы, эмо­циональной неустойчивостью, нарушением качества сна, имеют более низкие баллы по психомоторному развитию, нарушение коммуника­тивных функций в виде неполноценного «комплекса оживления» И синдромом вегетативных дисфункций.
3. Тревожные беременные в дальнейшем проявляют себя менее успешными в роли матери, чем женщины с оптимальным типом переживания беременности. Они плохо знают причины плача, недостаточно вовлечены во взаимодействие с ребенком, мало тактильно кон­тактируют с ним, реже рассказывают о том, какой хороший ребенок, меньше с ним разговаривают, реже пытаются установить контакт не­вербальными методами общения.
4. Выявлена диагностическая значимость рисуночного теста, проводимого во время беременности, в прогнозе нарушения материн­ского поведения в дальнейшем.

Литература

1. Авдеева Н.Н., Мещерякова С.Ю., Ражникова В.Г. Психология вашего младенца. — М.: АСТ, 1996.

2. Батуев А.С. Возникновение психики в дородовый период // Психоло­гический журнал. –2000.-Т. 21.-№ 6.-С. 51–56.

3. Батуев А.С., Соколова Л.В. Ученье о доминанте как теоретическая основа формирования системы «мать-дитя» // Вестник СпбГУ. — 1994. -Вып.2.-С. 82–102.

4. Бауэр Т. Психическое развитие младенца. — М.: Прогресс, 1985.

5. Брехман Г.И. Перинатальная психология// Вестник Российской ассоциации акушеров и гинекологов. — 1998. — № 4. — С. 49–52.

6. Брутман В.И., Филиппова Г.Г., Хамитова И.Ю. Динамика психологи­ческого состояния женщин во время беременности и после родов // Вопросы психологии. — 2002. — № 3. — С. 59–68.

7. Винникот Д.В. Маленькие дети и их матери. — М.: Независимая фирма «Класс», 1998.

8. Добряков И.В. Перинатальная психология // Мир медицины. — 2000. -№ 5–6. — С. 45–46.

9. Добряков И.В. Клинико-психологические методы определения типа психологического компонента гестационной доминанты // Хрестоматия по перинатальной психологии. — М., 2005. — С. 93–102.

10. Драпкин Б.З. Психотерапия материнской любовью. — М.: ДеЛиПринт, 2004.

11. Журба Л.Т., Мастюкова Е.А, Нарушение психомоторного развития детей первого года жизни. — М.: Медицина, 1981.

12. Козловская Г.В., Баженова О.В. Микропсихиатрия и возможности коррекции психических расстройств в младенчестве // Журнал неврологии и психиатрии.- 1995. -№ 5. -С. 48–51.

13. Лопатина О.Г. Значение физического контакта с матерью в предуп­реждении нарушений поведения у ребенка // Социальная и клиническая психиатрия. — 1992. — Т. 2. — Вып. 2. — С. 79–82.

14. Микуртумов Б.Е., Кощавцев А.Г., Гречаный С.В. Клиническая психи­атрия раннего детского возраста. — СПб.: Питер, 2001.

15. Мухамедрахимов Р.Ж. Формы взаимодействия матери и младенца // Вопросы психологии. — 1994. — № 6. — С. 16–25.

16. Мухамедрахимов Р.Ж. Взаимодействие и привязанность матерей и младенцев групп риска // Вопросы психологии. — 1998. — № 2. — С. 18–33.

17. Мухамедрахимов Р.Ж. Мать и младенец; психологическое взаимо­действие. — СПб.; Речь, 2003.

18. Пальчик А.Б. Эволюционная неврология. — СПб.: Питер, 2002.

19. Прихожан А.М., Толстых Н.Н. Психология сиротства. — СПб.: Пи­тер, 2005.

20. Смирнова Е.О., Радеева Р.П. Развитие теории привязанности // Вопросы психологии. — 1998. — № 1. — С. 105–116.

21. Филиппова Г.Г. Материнство: сравнительный подход // Психологический журнал. — 1999. — Т. 20. — № 5. — С. 81–88.

22. Филиппова Г.Г. Психология материнства. — М.: Изд-во Института психотерапии, 2002.

23. Цареградская Ж.В. Ребенок от зачатия до года. — М.: АСТ, 2002.

24. Щукина Е.Г. Особенности семей, воспитывающих детей с ограни­ченными возможностями здоровья: пути решения // Современная семья: проблемы, пути становления и развития. Сборник статей. — Архангельск:-СГМУ, 2003.-С. 18–20.

25. Щукина Е.Г. Роль семьи в процессе ожидания ребенка // Вопросы пренатальной психологии. Метод. пособие. — Архангельск: СГМУ, 2003. —С. 5–10.

26. Еdе1тап G. Тhе Remembered Ргеsent: А Вiolоgiса1 Тhеоrу оf Соnsciousness. — N.-Y.: Ваsiс Вооkс, 1989. — Р. 44.

27. Fries М.Е. Longitudinal Study: Ргеnatal Реriod to Рагеnthood // J. of Аmеriсаn Psychoanalytic Association. — 1987. — Vо1. 25. — Р. 115–140.

28. FereirаА.J. Тhе Рrеgnant Wоmеns Еmоtiоnа1 Аttitude // Аmeriсаn J. оf Оrthopsyhiatrу. — 1980. — Vol. 30. — Р. 553–556.

29. НеrrеnL.R.. Тhе Аnхiеtу-Ргоnе Реrsоnаlitу // Тhе Вiolоgу оf Аnхiеtу. — 1982. — Р. 51–86.

30. РапthиrаатрhоrnСh. Ргеnаtа1 Infant Stimulation Рrоgram // Prenatal Реrсерtion / Еd. D. Вlum. — 1994. — Р. 187–220.

31. Vеrпу Т.R.. Рге- аnd Реrinаtа1 Рsуho1оgу: Аn Intoduction. — N.-Y.: Human Science Рrеss, 1987. — Р. 25. •

32. WardА.J. Ргеnаtа1 stress аnd сhildhооd рsуhораtо1оgу // Сhild Рsусhiаtrу and Нuman Dеvе1орmеnt. — 1991. — Vol. 22. — Р. 97–110.

Источник: Журнал «Перинатальная психология и психология родительства» № 1, 2006г., стр.85